Монеты Аквиллиев:
доблесть и позор римского аристократического рода.
Часть I. 109—108 г. до н. э.

Правительство римской республики — сенат — было собранием представителей аристократических родов. Знатные римляне с детства воспитывались в уверенности, что им предстоит пройти по пути почестей (cursus honorum), вступить в сенат и стать достойными представителями своих семейств. Воспитание молодых аристократов происходило в семье, что не могло не привести к появлению традиционных наследственных черт. Известно, что патрицианские Клавдии из поколения в поколение отличались надменностью и презрением к «черной кости»1. Цецилиям Метеллам была свойственна некоторая ограниченность, но при этом честность и справедливость, приверженность традиционным римским ценностям2.

Впрочем, верность обычаям предков (mos maiorum) пропагандировалась и другими аристократическими родами. Сформированная патрициатом на заре римской истории, традиция mos maiorum распространилась в III в. до н. э. на вновь сформировавшуюся римскую политическую элиту — нобилитет, в том числе и на вошедшие в нее плебейские фамилии. Обычаи предков, обожествленные и персонифицированные римлянами, включали в себя Благочестие (Pietas), Верность (Fides), Справедливость (Aequitas), Достоинство (Dignitas), венчала которые Доблесть (Virtus).

Историк I в. до н. э. Г. Саллюстий Крисп писал, рассуждая о причинах могущества римского государства:

«…и во времена мира, и во времена войны добрые нравы почитались, согласие было величайшим, алчность — наименьшей. Право и справедливость зиждились на велении природы в такой же мере, в какой и на законах. Ссоры, раздоры, неприязнь — это было у врагов; граждане соперничали между собой в доблести (cives cum civibus de virtute certabant). Во время молебствий они любили пышность, в частной жизни были бережливы, друзьям — верны. Двумя качествами — храбростью на войне и справедливостью после заключения мира — они руководствовались, управляя государством»3.

Маний Аквиллий Красс, чеканивший денарии в 71 г. до н. э. поместил на их аверсе персонификацию Virtus, пропагандируя доблесть как традиционную добродетель своего рода. Сюжет реверса усиливает эту пропаганду. Дед монетария изображен на нем в момент проявления высшей доблести — побеждающим в рукопашной схватке вражеского вождя.

Денарии с этими изображениями должны были убедить римлян в том, что род Аквиллиев отличается доблестью и принадлежащий к нему монетарий готов гордо нести эту добродетель по пути почестей. Фактически, монеты Аквилия, как и множество других, современных им, являлись предвыборными агитками монетария.

Впрочем, как и в наше время, в античном Риме данные, заявленные в предвыборной кампании, не всегда соответствовали действительности. Кризис римской республики неминуемо сопровождался разложением традиционных ценностей римской аристократии. Пропагандируя добродетели, римские нобили отнюдь не придерживались их в своей повседневной жизни. Все тот же Саллюстий, младший современник Мания Аквиллия Красса, писал: «Найдется ли при нынешних нравах человек, который поспорил бы со своими предками честностью и настойчивостью, а не богатством и расточительностью? Даже новые люди, когда-то доблестью своей превосходившие знать, добиваются власти и почестей не столько честным путем, сколько происками и разбоем, как будто претура и консулат и все другие должности того же рода славны и великолепны сами по себе, а не считаются таковыми в зависимости от доблести тех, кто их занимает»4.

История рода Аквилиев, славного многочисленными консульствами и триумфами, является ярким примером этой порчи нравов. Не меньше, чем доблестью, которую декларировал Маний Красс на своих денариях, его семья отличалась и другими, менее благородными качествами, доминировала среди которых алчность.

Впрочем, вернемся во времена предков, когда римляне хвастались не богатством, а доблестью, и соперничали не в распутстве, а в храбрости…

Плебейский род Аквиллиев появляется в римской политической элите в середине III в. до н. э. Возвышение, несомненно, связано с военными заслугами — первый из Аквилиев, достигший высшей римской магистратуры, Гай Флор стал консулом на пятом году I Пунической войны в 259 г. до н. э. Впрочем, состояние источников об этом периоде настолько неудовлетворительно, что точно утверждать ничего не возможно. Известно лишь, что год спустя проконсул Сицилии Аквилий Флор отпраздновал триумф над карфагенянами и его имя было занесено в триумфальные фасты5. Короткая надпись фаст — все, что сохранили нам античные источники об первом консуле из Аквиллиев.

Впрочем, даже и из этого краткого источника можно получить полезную информацию. Триумф Г. Аквиллия Флора в соответствии с фастами состоялся 4 октября 258 г. до н. э., а следующими триумфаторами были Г. Сульпиций Патеркул и А. Атилий Кайатин, коллеги по консульству 258 г. до н. э. Интересно, что триумф Сульпиция состоялся на следующий день после триумфа Аквилия — 5 октября, тогда как Атилий праздновал несколькими месяцами позже (17 января 257 г. до н. э.) и не обычный триумф, а морской. Очевидна связь триумфов Аквилия и Сульпиция — на соседние даты назначались триумфы коллег по командованию на одном театре военных действий6.

О действиях Сульпиция пишет Полибий: «Находившиеся в Сицилии римские легионы не совершили в следующем году ничего достославного; затем они получили новых начальников — Авла Атилия и Гая Сульпиция и пошли на Панорм, так как там зимовали карфагенские войска. Приблизившись к городу, консулы выстроили все войско в боевой порядок. Но неприятель не выходил; тогда римляне снялись отсюда, обратились против города Гиппаны и взяли его приступом с набега. Взяли они и Миттистрат, долго выдерживавший осаду благодаря укрепленности своего положения. Городом камаринян, который отложился незадолго перед тем, римляне также овладели с помощью осадных орудий и срыли его стены; взяли они также и Энну и большинство других меньших городов карфагенян: после этого приступили к осаде города липарян»7.

Представляется, что Полибий ошибся в передаче имен успешных полководцев и коллегой Сульпиция по этой кампании был не Авл Атилий, а Гай Аквиллий. Видимо, грек Полибий спутал схожие имена и приписал Сульпицию в соратники его коллегу по консулату. Надпись триумфальных фаст позволяет исправить эту ошибку и со всей определенностью заявить, — в войне во внутренних районах Сицилии римскими легионами командовали Г. Аквиллий Флор в ранге проконсула и Г. Сульпиций Патеркул в ранге консула, а второй консул А. Атилий Кайатин командовал в это время флотом.

Сохранение за Аквилием командования наряду с действующим консулом свидетельствует о его военных талантах. Не будь их, вряд ли сенат стал бы держать его при войске в качестве командующего, равноправного с консулом.

После консулата и триумфа Г. Аквиллия Флора его род в течение нескольких поколений не мог достичь подобных высот, хотя потомки триумфатора продолжали заседать в сенате. Источники упоминают несколько представителей этого рода, например, П. Аквиллий был трибуном в 211 г., а в следующем году в качестве сенатского легата организовывал снабжение войска продовольствием8.

Новое возвышение Аквиллиев приходится на вторую половину II в. до н. э., эпоху, когда начинается разложение традиционной республиканской морали, когда алчность начинает сопутствовать доблести, а сребролюбие — храбрости.

Маний Аквиллий, сын и внук Маниев, стал консулом в 129 г., в разгар войны, которую вели римляне против Аристоника за Пергамское царство. Неудачно начавшаяся война, отмеченная пленением и гибелью консула П. Лициния Красса Муциана, подходила к концу. Преемник Красса М. Перперна разгромил Аристоника в нескольких сражениях, пленил его и готовился к возвращению в Рим с множеством пленников и сокровищницей пергамских царей. Ман. Аквилий, во время консульства получивший в качестве будущего наместничества Азию, боялся, что к его приезду Перперна окончательно завершит войну, лишив его славы и денег, и решил действовать немедленно. Эпитоматор Помпея Трога М. Юниан Юстин писал: «Консул Маний Аквиллий, его преемник, завидуя успеху Перперны, с большой поспешностью отправился в Азию, чтобы отнять Аристоника у Перперны, как будто Аристоник должен был украшать именно его триумф»9. Несомненно, претензии Аквилия вызвали бы недовольство Перперны, но внезапная смерть последнего не дала разгореться соперничеству.

Завладев командованием в Азии, Аквиллий немедленно занялся подавлением последних очагов сопротивления и, одновременно, ограблением новой римской провинции. Деятельность Аквиллия принесла ему триумф и богатства, но не снискала ни славы, ни достоинства. Напротив, его методы ведения боевых действий вызвали у римлян негодование. Для покорения городов наместник приказал отравить источники — неслыханный случай в античной военной истории. Римский историк Л. Анней Флор негодует: «Это ускорило победу, но и обесславило его, ибо действуя грязными средствами, вопреки праву, установленному богами и обычаями предков, он, бесспорно, опозорил римское оружие, тогда еще священное и незапятнанное»10. Флор идет даже дальше. Он называет поступок Аквилия nefas, то есть «безбожным делом».

В гражданском управлении Аквиллий снискал не больше славы. Помимо ограбления жителей Пергамского царства и кражи части царских сокровищ, он «отличился» еще и продажей части римской провинции царю Понта, причем выручка от сделки пошла не в государственную казну, а в карман предприимчивому наместнику11. Для ратификации своих распоряжений в Азии Аквиллий с помощью понтийского золота нанял народного трибуна Ауфея, предложившего соответствующий закон.

Эпопея с принятием закона в очередной раз показала продажность римских магистратов и сенаторов. С обвинениями на мздоимцев обрушился неистовый трибун Гай Гракх: «Если вы, квириты, вооружившись добродетельной мудростью, присмотритесь к нам, вы обнаружите, что никто из нас не выступает здесь без выгоды для себя. Все мы, выступающие с речами, чего-нибудь домогаемся; только в надежде что-нибудь от вас получить выходит здесь каждый на трибуну перед вами. Я сам, убеждающий вас увеличить пошлины, так как этим путем вы лучше всего соблюдете и свою и государственную выгоду, — я сам выступаю с речами небескорыстно; правда, мне нужны от вас не деньги, а благорасположение и почет. Зато те, кто станет выступать против, уговаривая вас не принимать моего закона, ждут не почета от вас, а денег от Никомеда. Те же, кто выступит «за», также не расположения от вас добиваются, но награды от Митридата и денег на собственные расходы. Ну, а те же, кто находясь рядом, на том же месте молчат — самые ловкие: они получают вознаграждение от всех и всех тем самым обманывают. Вот вы, например, полагая, будто они ко всем этим делам непричастны, награждаете их своим расположением. А послы обоих царей, из которых каждый думает, что они молчат в его пользу, поднесут им кучу денег. Нечто подобное случилось в свое время в Греции: рассказывают, как один трагический актер хвастался, что получил целый талант за одно свое представление; Демад, красноречивейший из его сограждан, заметил ему на это: “Тебя удивляет, что тебе дали талант за то, что ты говорил? Я же получил десять от царя за то только, что молчал”. Точно так же и эти вот получают за свое молчание самую высокую плату»12.

Впрочем, муки совести не сильно мучили первого наместника Азии. Отпраздновав 11 ноября 126 г. до н. э. триумф над Азией и Аристоником, он удалился на покой, опозоренный, но богатый. Суд по обвинению в вымогательстве закончился оправданием Аквилия, хотя весь Рим знал, что он виновен — золото понтийского царя делало свое дело…

Сын разорителя Азии, несмотря на позорную славу отца, также посвятил свою жизнь государственной службе и военной карьере. Первой известной нам должностью Мания Аквиллия, сына победителя Азии, стала должность триумвира по чеканке монеты.

В конце II в. до н. э. в римской монетной чеканке появляется мода изображать на аверсах денариев не богиню Рому, а других богов и богинь, с которыми, по мнению монетариев, у их рода складывались особо близкие отношения. На монетах Фурия и Фонтея появляется Янус, Лициний Нерва изображает Диану, Корнелий Блазион — Марса, Тит Квинкций — Вейовиса13.

Маний Аквиллий, видимо, увлекавшийся астрологией, изображает на своих денариях бога Солнца14.

Реверс монеты представляет собой карту звездного неба. Луна в колеснице из двух белоснежных коней мчится по небу в секторе созвездия Орла. Четыре звезды, изображенные на поле реверса — это Альшаин, Альтаир и Таразед вверху и Денеб — в нижней части монеты.

Созвездие Орла (Aquila) и имя монетария настолько созвучны, что заставляют утверждать о неслучайности этого совпадения. Как представляется, Аквиллий пытался создать или утвердить генеалогический миф о происхождении своего рода от богов-олимпийцев — или от Юпитера, чьим символом являлся орел и с которым связано созвездие Орла (через миф о похищении Ганимеда), или от Соля-Гелиоса.

Интересно отметить, что символика «Соль/Луна и звездное небо» еще дважды встречается в республиканском чекане — на монетах Л. Лукреция Триона в 74 г. до н. э.15 и П. Клодия Туррина в 42 г. до н. э.16

Однако, и в том, и в другом случае мы видим абстрактное изображение неба (Луна и семь звезд по кругу в первом случае, луна и пять звезд по кругу — во втором), в отличие от монеты Аквиллия, дающей явную отсылку к созвездию Орла…

Римская политическая система предлагала знатному юноше два пути совершения карьеры. Он мог стать судебным оратором и добиться известности среди избирателей в качестве обвинителя бывших магистратов или отправиться в армию в должности военного трибуна, чтобы снискать славу на полях сражений.

У Мания Аквиллия, чье происхождение было запятнано позорным стяжательством и сутяжничеством в судах отца — победителя Аристоника, выбора не оставалось. Карьера судебного оратора была перед ним закрыта — на слуху у квиритов еще были скандальные процессы его отца. И действительно, Цицерон в своей истории римского ораторского искусства вообще не упоминает Аквилия, хотя вспоминает гораздо менее известных римских политиков. Очевидно, Аквиллий вообще не участвовал в судах в качестве обвинителя, иначе Цицерон упомянул бы его.

Таким образом, Манию Аквиллию осталась военная карьера. В ходе многочисленных войн, которые Рим вел в конце II в. до н. э. Аквиллий проявил себя, причем не только как полководец, но и как простой воин. Известно, что тело Мания Аквиллия было покрыто множеством шрамов от ран, полученных во время восхождения по ступеням военной карьеры17.

В одной из кампаний (как представляется, во время Югуртинской войны) Маний Аквиллий близко сошелся с другим профессиональным воякой Гаем Марием и в дальнейшем стал его преданным сторонником.

В 103 г. до н. э. Марий взял Аквиллия, отбывшего к тому моменту преторскую магистратуру, в качестве легата на войну против германских племен. Роль Аквиллия в это время — роль, фактически, первого заместителя Гая Мария. Именно его Марий оставил командовать легионами, когда отправился в Рим на очередные консульские выборы18.

После победы в 102 г. до н. э. над тевтонами при Аквах Секстиевых Маний Аквиллий был избран консулом вместе со своим покровителем, для которого это был уже пятый консулат19. В условиях продолжающейся войны с германскими племенами Марию нужен был преданный соратник для решения других возникающих перед государством проблем. А проблемы были не менее сложные.

Три года продолжалось восстание рабов на Сицилии и преторские армии, ежегодно посылаемые туда сенатом, не могли подавить его. Лициний Нерва, Гай Титиний, Луций Лукулл, Гай Сервилий из года в год приводили на Сицилию свои армии, но успеха добиться не могли. Решение сицилийского вопроса негласный руководитель римского государства поручил своему соратнику Аквилию.

В боях на Сицилии virtus Мания Аквилия проявилась вновь. Первое же сражение привело к разгрому восставших, во втором Аквиллий лично сразился с вождем рабов Афенионом, получил рану в голову но убил соперника20. Едва поправившись от раны, он вновь атаковал и разгромил мятежников.

Остатки рабской армии заперлись в неприступной крепости. Аквиллий, понимая невозможность штурма, предложил восставшим капитулировать, обещая сохранить им жизнь и свободу. Мятежники, возглавляемые Сатиром, сдались, но римский полководец не посчитал нужным держать данную им клятву. Взятые в плен сицилийские рабы были отправлены в Рим в качестве гладиаторов — бестиариев. Однако, призвав квиритов к справедливости, они смогли выговорить себе… не освобождение, но более почетную смерть. Отказавшись сражаться, они перебили друг друга на алтарях, воздвигнутых на арене. Их предводитель Сатир до конца присутствовал при кровавом жертвоприношении и велел убить себя последнему из оставшихся в живых товарищу, который затем убил сам себя21.

Так как сицилийские рабы восставали не впервые, Аквиллий установил строгие законы для этой провинции. Ни один раб не мог под страхом смерти носить оружие, даже простые дубины и рогатины. Цицерон приводит пример, когда раб, убивший терроризирующего всю округу огромного вепря, был казнен наместником провинции Гн. Домицием Агенобарбом за то, что сделал это с помощью рогатины22.

Усмирив провинцию, Аквилий решил увеличить за ее счет свое состояние и ограбил то, что осталось недограбленным рабами. Возвращение Аквиллия в Рим было торжественным. Хотя триумфа за победу над беглыми рабами полководцу и не полагалось, сенат разрешил ему войти в Рим с овацией, или с «малым триумфом». Овация отличалась от триумфа тем, что император входил в Город пешком, а не въезжал на квадриге, тем, что на голове у него был не лавровый, а миртовый венок, тем, что в жертву Юпитеру Капитолийскому приносился не бык, а овца (ovis), откуда, собственно, и произошло название «овация». Однако, различий в приобретаемом dignitas не было — имя полководца, заслужившего овацию, также вносилось в триумфальные фасты, он получал право подавать в сенате голос в ряду других триумфаторов23.

Однако овация не уберегла Мания Аквиллия от неприятностей. По просьбам ограбленных Аквиллием сицилийцев молодой Л. Фуфий обвинил его в вымогательстве24. Доказательства преступлений сицилийского наместника были неопровержимыми, к тому же присяжные помнили о клятвопреступлении обвиняемого в отношении сдавшихся рабов (вновь в отношении одного из Аквиллиев применяют термин «nefas»). Обвинительный приговор был предрешен, но речь защитника — Марка Антония Оратора — перевернула настроение коллегии присяжных. Антоний вывел подзащитного перед судьями как «скорбного старика в жалкой одежде», а в разгар речи сорвал с него тунику, обнажив рубцы от ран. В поддержку старого товарища выступил и Г. Марий. Аквиллий был оправдан, но не из-за ложности обвинения, а из жалости25.

После удачного для себя завершения процесса, Аквиллий на некоторое время отошел в тень. В 90-х гг. Маний Аквиллий исправно посещает сенат, участвует в заседаниях, но никакой роли в реальной государственной политике не играет. В это время Г. Марий, скомпрометированный своими действиями в период кризиса Сатурнина, был отодвинут представителями консервативной партии от руководства государством, и его сторонники также потеряли влияние26.

Отстраненный от власти в Риме Г. Марий попытался восстановить свое влияние, совершив в 99—98 гг. путешествие на Восток, где провел переговоры с царями Малой Азии. Плутарх в биографии Мария писал, что «ища возможностей для новых подвигов, он надеялся, что ему удастся возмутить царей и подстрекнуть Митридата к войне, которую, как все подозревали, тот давно уже замышлял»27. Марий рассчитывал, что новая война заставит римлян вновь призвать его к власти и даст ему в руки армию — единственный инструмент, который мог поддержать его могущество.

Однако поставленной цели Марий не добился — Митридат выполнил все требования римлян и так и не дал повода к развязыванию войны.

Интересно отметить, что в это время в Малой Азии появляется еще один соратник Мария по войнам с Югуртой и германцами — Л. Корнелий Сулла, назначенный наместником Киликии. Сулла, в отличие от Мария обладавший imperium, активно вмешался в малоазийские дела, выступив против Митридата в деле о престоле Каппадокии, но также не смог подвигнуть понтийского царя к крупномасштабной войне28.

В интересах «партии войны» действует в это время и Никомед III, царь Вифинии, чьи интересы Марий защищал еще в эпоху войны с германцами. В 104 г. Г. Марий обратился к азиатским царям, требуя помощи против нашествия с севера. Никомед, получивший его послание, отказал римлянам в предоставлении вспомогательных войск, объясняя это тем, что большая часть вифинцев была захвачена римскими публиканами и пребывала в рабстве в провинциях29. По просьбе Никомеда Марий провел через сенат постановление о предоставлении свободы незаконно порабощенным союзникам30.

В 90-х гг. Никомед III действовал в интересах Мария, систематически нагнетая напряжение в Азии. Он противодействовал интересам Митридата в Пафлагонии, пытаясь сделать там царем своего ставленника. Отметим, однако, что притязания Никомеда были пресечены сенатом, в котором в это время управляла консервативная партия. Консерваторам, в отличие от Мария, не нужна была большая война на Востоке, и они провели senatusconsultum о том, что Никомед и Митридат, «присвоившие чужие царства посредством самозванцев»31, были обязаны уйти из Пафлагонии и Каппадокии. В отличие от Митридата, против которого пришлось применить военную демонстрацию Суллы, Никомед немедленно отступил32.

Смерть Никомеда III и борьба за престолонаследие в Вифинии, в которую активно вмешался Митридат, дали Марию новый шанс для развязывания большой азиатской войны. И Маний Аквиллий возвращается в большую политику. В 90 г. он вошел в состав сенатской комиссии, на которую возлагались задачи восстановления на престолах Вифинии — Никомеда IV и Каппадокии — Ариобарзана I, вновь свергнутого Митридатом33. Отметим, что назначение Аквиллия совпало с новым возвышением Г. Мария — в ходе начавшейся Союзнической войны старый полководец вновь получил военную власть (как легат при консуле П. Рутилии Лупе) и уже успел одержать победу — первую победу римлян в неудачно складывавшейся кампании34.

В состав комиссии вошли также А. Манлий Мальтин и Т. Манлий Манцин35. Интересно отметить, что Аквиллий был не единственным марианцем в составе комиссии. Т. Манцин был тем народным трибуном, который в 107 г. предложил закон о предоставлении Марию командования против Югурты36. Оказание помощи комиссии было возложено на Г. Кассия, наместника Киликии, и… Митридата Понтийского37. Несомненно, марианская партия в сенате, проведшая senatusconsultum о назначении комиссии Аквиллия, давала ему лишний козырь в азиатской игре — всегда можно было обвинить Митридата в «неоказании помощи».

Нет никакого сомнения, что Аквиллий был назначен главой комиссии. Он единственный из легатов обладал консулярским рангом — его коллеги не поднялись выше претуры38. Именно ему, как представляется, и поручил Марий подтолкнуть Малую Азию к большой войне. Одновременно Манию Аквиллию представлялся отличный способ обогатиться — Никомед, готовый на все ради возвращения на престол, обещал выплатить ему огромные суммы.

Однако повода для войны вновь не нашлось. И Никомед, и Ариобарзан без сопротивления заняли свои престолы, Митридат вновь отступил. Понтийский царь даже убил Сократа Хреста, своего ставленника на вифинском троне и соперника Никомеда39.

Не достиг Маний Аквиллий и другой своей цели — политические неурядицы последних лет привели Вифинию к нищете, и выкачать из нее желаемые суммы римским послам не удалось.

Тогда Аквиллий, его коллеги по посольству и наместник Азии Г. Кассий решили действовать не прикрываясь дипломатией. Потребовав от Никомеда напасть на Митридата, собрав вспомогательные отряды и запросив помощи у киликийского наместника Кв. Оппия, они четырьмя отрядами выступили против понтийского царя.

Митридат все еще рассчитывал на мирное разрешение конфликта и направил к Аквиллию посольство во главе с Пелопидом. Послы Понта предъявили римлянам обвинения против Никомеда и потребовали защиты от него, так как Митридат давним сенатским постановлением был признан «другом и союзником римского народа». Аквиллий ответил Пелопиду, что не потерпит, если Никомеду будет нанесен ущерб, запретив, таким образом, понтийскому царю защищаться против агрессии Никомеда. Пелопид в ответ пригрозил Аквиллию гневом сената, так как действия его комиссии давно уже противоречили заданию римского правительства. «Вы дадите ответ римскому сенату за то, что произошло в Каппадокии; ведь из-за вас, которые с таким презрением отнеслись к нам и прибегли к таким софизмам в своих ответах, поступил так Митридат. Он отправит с обвинением против вас своих послов в ваш сенат, он вызывает вас, чтобы вы перед сенатом оправдались в своих действиях и раньше не предпринимали ничего и не начинали столь большой войны без воли римского сената, — угрожал Пелопид. — Вы пытаетесь начать новую (войну — В. Р.) с Митридатом, поочередно натравливая на него Никомеда и Ариобарзана. Вы говорите, что вы друзья и союзники, и носите такую маску, а обращаетесь с ним, как с врагом. Что ж! Еще и теперь, если что-либо заставило вас изменить свое отношение к происшедшим событиям, или запретите Никомеду обижать ваших друзей (и если вы это сделаете, то я вам обещаю, что царь Митридат окажет вам помощь и содействие против италийцев), или разорвите эту притворную с ним дружбу, или пойдемте в Рим на суд»40.

Несомненно, действия Аквиллия шли вразрез с поручением сената, который требовал установить твердый мир в Малой Азии, и легат сознательно шел на это. Провоцируя и развязывая войну, он рассчитывал на поддержку Мария и его фракции, а также, в случае судебного преследования, и на всадников, которые комплектовали коллегии присяжных. Именно интересам всадников-публиканов грозило усиление Митридата, с которым должен был покончить Марий после развязывания войны. Кроме того, Аквиллий наверняка надеялся на значительные денежные суммы, полученные от Никомеда, — подкуп суда был широко распространен.

Однако события пошли не так, как планировал Маний Аквилий. Никомед был наголову разгромлен в первом же сражении, а вслед за тем потерпел поражение и Аквиллий. Кассий, сохраняя армию, бежал в Апамею, Квинт Оппий — в Лаодикею, лишенный войска Никомед — в Пергам, Аквиллий скрылся на Лесбосе41.

Разгром римлян и их союзников придал Митридату уверенность, и он решился на осуществление своей давней мечты — уничтожение всех италиков в Азии. Всем царям, городам и племенам отправил он письма, в которых требовал в назначенный день «напасть на находящихся у них римлян и италийцев, на них самих, на их жен и детей и отпущенников, которые будут италийского рода, и, убив их, бросить их без погребения, а все их имущество поделить с царем Митридатом. Он объявил и наказания тем, кто их будет хоронить или укрывать, и награды за донос тем, кто изобличит или убьет скрывающих; рабам за показание против господ — свободу, должникам по отношению к своим кредиторам — половину долга. Такой тайный приказ он послал одновременно всем, и когда наступил этот день, то по всей Азии можно было видеть самые разнообразные картины несчастий»42.

В ходе массовых преследований попал в плен и главный виновник возникшей войны — Маний Аквиллий. Жители Митилены вероломно выдали понтийскому царю того, кому обещали гостеприимство43. Для него Митридат придумал специальную казнь. Он приказал возить римского консуляра на осле по городам Азии, объявляя повсюду его имя и преступления, а в Пергаме, наконец, казнил его, влив в горло расплавленное золото, недвусмысленно подчеркнув римское корыстолюбие44.

Так погиб Аквиллий, римлянин, прославленный доблестью и корыстолюбием…