Человек, который спас Рим.

Война заканчивалась… Луций Сулла Счастливый в двухлетней борьбе переломил хребет марианской партии и теперь, в последний день октября, мог считать себя победителем. Консул Карбон бросил армию и бежал на Сицилию, в надежде спастись от мести Суллы. Другой консул, молодой Марий, был надежно заперт в цитадели Пренесте. По Италии еще бродили остатки марианских легионов, но надежные соратники – Метелл, Помпей, Марк Лукулл – висели у них на хвосте, обещая окончательную победу в ближайшие недели. Рим принадлежал победителю…
Однако, оставалась еще на Апеннинах сила, не признавшая поражение.  Италики, почти десятилетие назад восставшие против римского господства, по прежнему лелеяли мысли о свободе. Самнит Понтий Телезин, луканец Лампоний и гражданин Капуи Тиберий Гутта собрали последнюю армию свободной Италии и бросили ее на Рим, надеясь уничтожить лес, из которого выбегают римские волки, чтобы  терзать италийского Быка.  Сорок тысяч италиков вышли из ущелий Самния и по Соляной дороге направились к беззащитному городу. Одновременно с этим, марианцы смогли объединить свои разрозненные отряды и, собрав армию в двадцать тысяч воинов, двинулись на соединение с италиками.
Вечером 31 октября 82 г. до н.э. Рим, казалось, был обречен. Самниты и луканцы разбили лагерь менее чем в двух километрах от Коллинских ворот города, марианцы – в 18 километрах, у подножья Альбанской горы. Ближайшая армия сулланцев находилась вдвое дальше.
Получив известие о движении врагов на Рим, Сулла немедленно выступил на помощь городу. Легионы начали ночной марш, а конница была послана вперед, с тем, чтобы хотя бы морально подбодрить защитников Рима, показать, что Сулла не забыл про них и спешит на подмогу.
Утром 1 ноября италики и присоединившиеся к ним марианцы двинулись на штурм города. Защитники смогли выставить лишь небольшой конный отряд, составленный из молодых аристократов. В самоубийственной атаке они смогли ценой своей жизни на несколько минут задержать атакующих, дав возможность кавалерии Суллы спасти город. Опираясь на воспоминания диктатора, двумя веками позже Плутарх так описывал эти минуты: «В городе началось обычное в таких случаях смятение — крики женщин, беспорядочная беготня, как будто он был уже взят приступом, и тут римляне увидели Бальба: гоня во весь опор, он прискакал от Суллы с семьюстами всадников. Остановившись ненадолго, чтобы дать передышку взмыленным коням, он приказал поскорее взнуздать их снова и напал на противника»1.
Бальб смог задержать италиков и марианцев еще на какое-то время, и этого времени хватило, чтобы подошел Сулла. После ожесточенного боя враг бежал, оставив на поле боя тысячи погибших. Оставшиеся в живых сдались утром у стен Антемны Марку Крассу, преследовавшему их, и были перебиты двумя днями позже. Гражданская война закончилась…
Впоследствии многие называли себя спасителями Рима в битве у Коллинских ворот, в том числе сам Сулла и будущий триумвир Марк Красс. Однако несомненно, что истинным спасителем Города был Бальб, который с горсткой конников выстоял против многотысячной армии, дав беззащитному городу самое главное в тот момент для него – время, необходимое уставшим после многочасового ночного перехода легионам, чтобы подготовиться к сражению…

Грек Плутарх, не сильно разбиравшийся в правилах римского именования, не сохранил для истории родовое имя храброго кавалерийского офицера. Когномен «Бальб», в переводе «Картавый», носили в те годы представители нескольких римских родов, что затрудняет для нас установление личности спасителя Рима.
Ф. Мюнцер, автор статьи в энциклопедии Паули – Виссова, считал, что хотя в I в. до н.э. известно несколько родов, чьи представители носили когномен «Бальб», наш герой принадлежал к роду Октавиев, ссылаясь на то, что в следующем десятилетии известно два Октавия Бальба – сенатора2. Октавием считает Бальба и Т.Р.С. Броугтон, автор многотомного труда «Магистраты римской республики»3.
Однако, по мнению автора данной статьи, прославленные историки ошиблись.
Ни один из Октавиев Бальбов не отметился в истории в качестве военного. Л. Октавий Бальб однажды упоминается в качестве судьи (iudex)4, П. Октавий Бальб – тоже единственный раз в качестве присяжного сенаторского ранга. При этом Цицерон, перечисляя качества Публия Бальба, говорил, что он обладал «природным умом, знанием права, тщательностью и безупречностью в вопросах чести, совести и долга», но ни словом не обмолвился о его военных заслугах5.
В то же время, мы знаем другого Бальба, о котором известно, что он имел военный опыт и был близок к руководству сулланской партии.
В 80 г. до н.э. вновь разгорелась, казалось бы, прекращенная гражданская война. Квинт Серторий, один из последних марианцев, оставшихся в живых, поднял в Испании знамя сопротивления против диктатуры Суллы. В первых же сражениях он разгромил наместников испанских провинций Аврелия Коту и Л. Фуфидия, захватил крупнейшие города Пиренеев и поднял на борьбу племена лузитан и кельтиберов. Чтобы вернуть отложившиеся провинции, Сулла назначил новых наместников. В Ближнюю Испанию отправился с войском М. Домиций Кальвин в ранге пропретора, в Испанию Дальнюю – проконсул с правами главнокомандующего в войне с Серторием, консул предыдущего года Кв. Цецилий Метелл Пий. Метелл, «первый гражданин своей эпохи»6, был ближайшим соратником Суллы, фактически вторым лицом при сулланском режиме. В качестве легата в Испанию с Метеллом отправился Л. Торий Бальб.
Именно этот Бальб, по нашему мнению, и был героем битвы у Коллинских ворот. Близость к Метеллу говорит о том, что Торий занимал видное место в иерархии сулланской партии, а должность легата и командование войсками в Серторианской войне – о его военном опыте. Все вместе это позволяет предположить, что Бальб – кавалерийский офицер у Коллинских ворот и Торий Бальб – легат Метелла в Испании, - это одно и то же лицо. Видимо, именно заслуги в сражении за Рим помогли незнатному муниципалу войти в сенат и получить через несколько лет должность старшего легата и военное командование.
Война с Серторием, несмотря на прибытие новых войск с новыми полководцами, протекала неудачно. Метелл в ряде стычек потерпел неудачи и, отступив в глубь провинции, был вынужден вызвать на помощь наместника Нарбонской Галлии Л. Манлия Торквата. Дела Кальвина обстояли еще хуже – он встретился в сражении с квестором Сертория Л. Гиртулеем и был наголову разгромлен. Метелл послал ему на помощь Тория с войсками, но Гиртулей, удачно маневрируя, не допустил их соединения и в битве на реке Ане уничтожил их. В битве погиб и Л. Торий Бальб7.

Плутарх, который единственный из всех античных авторов упоминает Тория, не называет его полного имени. У писателя он – просто «Торий». Для полной идентификации легата мы используем сведения, которые предоставил Цицерон:
«Жил когда-то Л. Торий Бальб из Ланувия, которого ты не можешь помнить. Он так устроил свою жизнь, что невозможно было найти ни одного изысканнейшего удовольствия, которого у него не было бы в изобилии. Он был жаден до наслаждений и сведущ и изобретателен в них. Он был образован и настолько лишен всякого суеверия, что с презрением относился ко множеству священных обрядов и святилищ, существовавших на его родине, и настолько не боялся смерти, что легко встретил ее в бою, сражаясь за родину.
Желаниям ставил он предел, руководствуясь не Эпикуровым делением, а своей пресыщенностью ими, однако заботился о своем здоровье, занимался гимнастикой, чтобы идти обедать с чувством голода и жажды, употреблял пищу не только самую вкусную, но и самую легкую для переваривания, вино пил, чтобы получить удовольствие и не причинить себе вреда; было у него и все остальное, без чего, как говорит Эпикур, ему непонятно, что такое благо; не испытывал никаких страданий, а если бы испытывал, то мужественно переносил бы, и все же чаще приглашал врачей, чем философов. Прекрасный цвет лица, крепкое здоровье, замечательное изящество, наконец жизнь, полная самых разнообразных наслаждений.
Вы называете его счастливым, ибо к этому вас понуждает ваше учение»8.
Цицерон дает нам развернутую характеристику личности Л. Тория Бальба, которая может добавить еще несколько штрихов к его биографии. Хорошо известно, что Метелл в первые годы Серторианской войны предавался «распутной жизни и удовольствиям»9. Валерий Максим восклицал: «До чего дошел Метелл Пий, первый гражданин своей эпохи, допустивший по прибытии в Испанию, чтобы в его честь были возведены алтари, чтобы ему курили фимиам, будто богу? Он с удовольствием созерцал стены своего дворца, обтянутые расшитыми золотом тканями, он устраивал роскошные пиры, на которых давались блестящие спектакли, он присутствовал на пирах в тоге триумфатора, он принимал золотые венки, которые надевал на собственную голову, как на голову бога! И где это происходило? Не в Греции и не в Азии, где роскошь могла испортить саму строгость; это было в варварской и воинственной провинции, в тот самый момент, когда враждебный Серторий на глазах у всех вооружал лузитан и уничтожал римские армии. До такой степени Метелл забыл нравы нумидийской войны, которую вел его отец! Из этого мы можем видеть, с какой быстротой роскошь подчинила себе Рим. Юность Метелла еще видела расцвет старых добрых обычаев, старость его – увидела рождение новых»10.
По нашему мнению очевидно влияние, которое оказал на Метелла Торий Бальб. Резкое изменение привычек от старореспубликанской строгости к новомодным удовольствиям не может не быть связано с присутствием в штабе Метелла эпикурейца Тория. Таким образом, связь Л. Тория Бальба с Метеллом, а через него и с Суллой, становится еще теснее.

Нарративные источники освещают только последние годы жизни Л. Тория Бальба. Его ранняя карьера нам неизвестна, за одним исключением. В 105 г. до н.э. Торий был триумвиром по чеканке монеты.
Чеканке Тория Бальба принадлежат два номинала. Он был последним монетарием, чеканившим семунции – самый маленький римский монетный номинал. Последние семунции были сделаны из меди и весили менее двух грамм. К концу II в. до н.э. инфляционные процессы в республике начали набирать обороты и римляне отказались от двух самых маленьких номиналов – унции и семунции. Семунция Тория Бальба – уникальна. На сегодняшний день известна всего одна монета, хранящаяся в Ватиканских музеях11.
Денарии Л. Тория Бальба, напротив, - один из самых распространенных типов республиканской чеканки12. На аверсе монеты изображена Юнона Соспита с легендой I S M R, на реверсе – мчащийся бык и имя магистрата – L. THORIVS BALBVS.
Сюжет аверса легко объясним. Культ Юноны Соспиты был широко распространен в Ланувии, откуда был родом Торий. Ланувийскую Юнону изображали с копьем и щитом. Она считалась богиней-воительницей и защитницей, хотя сохраняла древнейшие черты богини плодородия. В конце I в. до н.э. римский поэт Проперций писал:
«Некий старинный дракон охраняет издревле Ланувий,
Стоит пойти посмотреть зрелище редкое здесь:
Спуск там таится крутой в заветную темную пропасть
Дева нисходит туда (бойся подобных путей!)
В праздник голодной змеи, когда требуя яств ежегодных,
С грозным шипеньем она вьется по недрам земли.
Девы бледнеют, когда их спускают для жертвы священной,
И наудачу суют руку в змеиную пасть.
Жадно хватает змея принесенные девою яства,
Даже корзины дрожат в нежных девичьих руках.
Если невинны они, обнимают родителей снова,
А земледельцы кричат: «Год урожайный идет!»13
Ланувийцы гордились своей богиней, которой даже римские консулы ежегодно приносили жертвы. Изображение Юноны Соспиты постоянно встречается на римских монетах, чеканенных выходцами из этого италийского городка. Помимо Тория Бальба это Л. Процилий и Л. Росций Фабат, М. Меттий и отец и сын Луции Папии Цельзы. Для последних ланувийское происхождение подтверждается нарративными источниками, ведь их родичем был Т. Анний Милон Папиан, исполнявший в 52 г. до н.э. магистратуру диктатора Ланувия.
Семья Ториев на протяжении нескольких поколений жила в Ланувии14 и помещение им Юноны Соспиты на аверс своих монет вполне оправдано.
Сюжет реверса денариев Тория Бальба менее ясен. М. Кроуфорд и Х. А. Сиби считали, что изображение быка связано с именем магистрата: Thorius – taurus15. Однако, как представляется, эта аналогия не верна.
По нашему мнению, имя Ториев связано с луканским городом Фурии (Thorii – Thourioi). Видимо, Тории были выходцами из этого города, переселившимися в Ланувий, но не забывшие своих корней.
Бык, священное животное Посейдона, был символом Фурий. Этот город был основан жителями Сибариса после его уничтожения кротонцами. Сибарис же претендовал на происхождение от Посейдона через его дочь – ламию Сибариду, побежденную героем Еврибадом и превратившуюся в источник в Ахайе. Название источника – Сибарис – было перенесено ахейцами в южную Италию при основании ими колонии. Новый город быстро разбогател и начал чеканить монету, на которой с самого начала появляется изображение быка – Посейдона.
Тесная связь сибаритов с морским богом прослеживается в названии единственной колонии, основанной ими – Посейдонии. В V в. до н.э., после разрушения кротонцами Сибариса, жители Посейдонии помогли восстановить бывшую метрополию ее выжившим жителям. Новый Сибарис просуществовал всего пять лет, до тех пор пока вновь не был уничтожен, теперь уже окончательно. Впрочем, за это годы сибариты успели отчеканить монеты, на которых бык соседствует с Посейдоном.
После второго разрушения Сибариса, на его территории была основана единственная общеэллинская колония – Фурии. В ее основании приняли участие великий политик Перикл и великий историк Геродот, архитектор и градостроитель Гипподам и философ Протагор. Фурийцы на протяжении нескольких веков чеканили изображение атакующего быка на своих монетах.
Реверсы денариев Тория Бальба и статеров Фурий имеют отчетливое типологическое сходство. Видимо, Л. Торий Бальб, чеканя на своих монетах изображение быка, давал понятную современникам отсылку к своим южноиталийским корням, а возможно, даже намекал на свое происхождение от бога морей.
Интересно отметить связь эпикурейца Тория с сибаритами южной Италии. Много веков спустя римлянин Торий вел такой же образ жизни, что и его несчастные предки, погибшие из-за своей роскоши и давшие нарицательное имя праздному времяпровождению.
Впрочем, хотя в историю Л. Торий Бальб вошел благодаря своему эпикурейству, в его жизни был и героический эпизод – 1 ноября 82 г. до н.э. он спас Рим…